ВОРОН

Эдгар Аллан По (1845)
перевод М. Донского


   Раз в тоскливый час полночный я искал основы прочной
Для своих мечтаний - в дебрях теософского труда.
   Истомлен пустой работой, я поник, сморен дремотой,
   Вдруг - негромко стукнул кто-то. Словно стукнул в дверь...Да, да!
"Верно, гость,- пробормотал я,- гость стучится в дверь. Да, да!
                 Гость пожаловал сюда".


   Помню я ту ночь доныне, ночь январской мглы и стыни,-
Тлели головни в камине, вспыхивая иногда...
   Я с томленьем ждал рассвета; в книгах не было ответа,
   Чем тоска смирится эта об ушедшей навсегда,
Что звалась Линор, теперь же - в сонме звездном навсегда
                 Безымянная звезда.


   Шорох шелковой портьеры напугал меня без меры:
Смяла, сжала дух мой бедный страхов алчная орда.
   Но вселяет бодрость - слово. Встал я, повторяя снова:
   "Это гость,- так что ж такого, если гость пришел сюда?
Постучали,- что ж такого? Гость пожаловал сюда.
                 Запоздалый гость. Да, да!"


   Нет, бояться недостойно, и отчетливо, спокойно
"Сэр,- сказал я,- или мэдэм, я краснею от стыда:
   Так вы тихо постучали,- погружен в свои печали,
Не расслышал я вначале. Рад, коль есть во мне нужда.
                 Милости прошу сюда".


   Никого, лишь тьма ночная! Грозный ужас отгоняя,
Я стоял; в мозгу сменялась странных мыслей череда.
   Тщетно из глухого мрака ждал я отклика иль знака.
   Я шепнул: "Линор!"- однако зов мой канул в никуда,
Дальним эхом повторений зов мой канул в никуда.
                 О Линор, моя звезда!


   Двери запер я надежно, но душа была тревожна.
Вдруг еще раз постучали, явственнее, чем тогда.
   Я сказал: "Все ясно стало: ставни... Их порывом шквала,
   Видимо, с крючка сорвало - поправимая беда"
Ставни хлопают и только - поправимая беда.
                 Ветер пошутил - ну да!"


   Только я наружу глянул, как в окошко Ворон прянул,
Древний Ворон - видно, прожил он несчетные года.
   Взмыл на книжный шкаф он плавно и расселся там державно,
   Не испытывая явно ни смущенья, ни стыда,
Там стоявший бюст Минервы оседлал он без стыда,
                 Словно так сидел всегда.


   Я не мог не удивиться: эта траурная птица
Так была невозмутима, так напыщенно-горда.
   Я сказал: "Признаться надо, облик твой не тешит взгляда;
Может быть, веленьем ада занесло тебя сюда?"
                 Ворон каркнул: "Никогда!"


   Усмехнулся я... Вот ново: птица выкрикнула слово!
Пусть в нем смысла и немного, попросту белиберда,
   Случай был как будто первый,- знаете ль иной пример вы,
   Чтоб на голову Минервы взгромоздилась без стыда
Птица или тварь другая и в лицо вам без стыда
                 Выкрикнула: "Никогда!"


   Произнесши это слово, черный Ворон замер снова,
Как бы удовлетворенный завершением труда.
   Я шепнул: "Нет в мире этом той, с кем связан я обетом,
   Я один. И гость с рассветом улетит бог весть куда,
Он, как все мои надежда, улетит бог весть куда"»
                 Ворон каркнул: "Никогда!"


   Изумил пришелец мрачный репликой меня удачной,
Но ведь птицы повторяют, что твердят им господа,
   Я промолвил: "Твой хозяин, видно, горем был измаян.
   И ответ твой не случаен: в нем та прежняя беда,
Может быть, его терзала неизбывная беда
                 И твердил он: "Никогда!"


   Кресло я придвинул ближе: был занятен гость бесстыжий,
Страшный Ворон, что на свете жил несчетные года,
   И, дивясь его повадкам, предавался я догадкам,-
   Что таится в слове кратком, принесенном им сюда,
Есть ли смысл потусторонний в принесенном им сюда
                 Хриплом крике: "Никогда!"


   Я сидел, молчаньем скован, взглядом птицы околдован,
Чудилась мне в этом взгляде негасимая вражда.
   Средь привычного уюта я покоился, но смута
   В мыслях властвовала лихо... Все, все было, как всегда,
Лишь ее, что вечерами в кресле нежилась всегда,
                 Здесь не будет никогда.


   Вдруг незримый дым кадильный мозг окутал мой бессильный,-
Что там - хоры серафимов или облаков гряда?
   Я вскричал: "Пойми, несчастный! Это знак прямой и ясный-,
   Указал господь всевластный, что всему своя чреда:
Потерпи, придет забвенье, ведь всему своя чреда".
                 Ворон каркнул: "Никогда!"


   "Птица ль ты, вещун постылый, иль слуга нечистой силы,-
Молвил я,- заброшен бурей или дьяволом сюда?
   Отвечай: от мук спасенье обрету ли в некий день я,
   В душу хлынет ли забвенье, словно мертвая вода,
Яд затянет рану сердца, словно мертвая вода?"
                 Ворон каркнул: "Никогда!"


   "Птица ль ты, вещун постылый, иль слуга нечистой силы,
Заклинаю небом, адом, часом Страшного суда,-
   Что ты видишь в днях грядущих: встречусь с ней я в райских кущах
   В миг, когда среди живущих кончится моя страда?
Встречусь ли, когда земная кончится моя страда?"
                 Ворон каркнул: "Никогда!"


   Встал я: "Демон ты иль птица, но пора нам распроститься.
Тварь бесстыдная и злая, состраданью ты чужда.
   Я тебя пророка злого, своего лишало крова,
   Пусть один я буду снова,- прочь, исчезни без следа!
Вынь свой клюв из раны сердца, сгинь навеки без следа!"
                 Ворон каркнул: "Никогда!"


   И, венчая шкаф мой книжный, неподвижный, неподвижный,
С изваяния Минервы не слетая никуда,
   Восседает Ворон черный, несменяемый дозорный,
   Давит взор его упорный, давит будто глыба льда.
И мой дух оцепенелый из-под мертвой глыбы льда
                 Не восстанет никогда.

-- КОНЕЦ --


Back

© The ILP Project 1998-2014